Глава 2
Всю ночь я с нетерпением ждал нашего освобождения, ученики тоже ворочались на узких каменных койках, перешептываясь друг с другом, обсуждая побег, и о том, что нас может ожидать снаружи. Сразу после возвращения с площади Правосудия мне пришлось им поведать, не вдаваясь в подробности, о разговоре с Верховным, хотя страх за непредсказуемую реакцию учеников - истерику, безумную панику, даже самоубийство - ковырял меня изнутри. Пустошь была самой смертью, а то и хуже - обителью зла и кошмаров. Но, внутренняя борьба между, поставить перед фактом дотянув до ворот или остаться честным перед единственными близкими людьми, закончилась победой доверия. Ученики восприняли новость, молча, сопя, оба признались, что им очень страшно. Я вяло пробормотал что-то успокаивающее, и попросил их, как следует выспаться перед предстоящими трудностями, несмотря на набирающее скорость сердцебиение в след меняющемуся, с черного на серый, цвету ночи за узким оконцем.
Наверное, дремота подкралась ко мне уже под самое утро, как всегда даря причудливые образы и погружая в глубины непонятных миров, заставлявшие себя чувствовать в них своим. Я уже не лежал на холодном камне, я находился в другом месте, в другое время, где нет больше тишины подземелья, есть скрип. Скрип половиц длинного чердачного помещения с низким потолком и заляпанным дождевыми разводами мутным окном, с неохотой пропускающего внутрь жидкие лучи солнца, которое словно туманом соткалось вокруг меня. Я понимал, что именно мое тело с каждым движением заставляет стонать подо мной пол, слегка осевший под тяжестью деревянных шкафчиков распухших от десятков банок краски, штабелями уложенных на их полках и несколькими потрескавшимися лакированными столами. Их рыжеватая поверхность была заставлена всевозможными стеклянными баночками с отдыхающими в них кистями, а застывшая маслянистая краска на ней потеряла свой первоначальный блеск и цвет в угрюмых тенях, чердачных балок растянувшихся над ними. Передо мной расположился натянутый, готовый покрыться струйками разрывов матерчатой ткани холст, на тонкой самодельной рамке, развалившейся на мольберте с утонувшими ножками в груде эскизов и вчерашних газет. Я чувствовал, что эта комната и царящий в ней беспорядок нравятся мне, не смотря на то, внезапно, появившиеся ниоткуда, чуждые моему разуму воспоминания шепчут о возможности использовать для работы более роскошную, не настолько удручающую обстановку моей комнаты.
В голове уже сложилась картинка будущего творения, которое я готовился родить. Сотканная из чувств переживаний, несправедливости, ненависти, навеянными страшными, кошмарными произошедшими не так давно событиями, дребезжащими инородными телами в моем сердце, чахлом, уставшем нести боль воспоминаний, внутри которых продолжали гаснуть миллионы жизней под натиском жестоких человеческих проявлений разума, она неудержимо и злобно рвалась из меня. Я умолял память дать ключ к хранилищу прошлого, показать его содержимое, хотя бы что-то блеклое, смутное, намек, мне нужно было разобраться в ситуации, в моих действиях внутри сновидения. Но все попытки были тщетны, они растворялись в едком стремлении обличить негатив к груде техногенного железа и ядовитым формулам, лавиной накрывающей жалкие человеческие чувства. Я просто желал нарисовать то, что у меня засело в голове!
Человек, лица которого я не вижу, в потрепанной серой одежде – маленькая фигурка, ползущая вперед посреди песчаной тропы, что бежит к горизонту, сжимаемая по бокам увядшим полем. Он очень устал, ползет, рубаха на спине пропиталась потом выжимаемого из нее жарой, несмотря на кажущуюся прохладу, навеянную безупречной прозрачностью голубого неба, которое кажется, совершенно не замечает прилипшего к нему гигантского куба льда цвета кровяного сгустка. Внутри глыбы, что-то есть. Оно занимает весь его объем - огромное, с застывшими каплями пульсации, человеческое сердце, центральные артерии и вены которого заменили водопроводные краны, перекрытые и плотно зажатые. Чьи-то руки с гладкой, бледной, лишенной морщин кожей, с въевшейся в нее резиной от перчаток, проломившие, словно кирпичную стену, и измарав толстыми трещинами синюю чистоту небес. Изящно сжав пальцы, одна из них держит ржавый хирургический нож, другая пинцет, рычаги которого закреплены тупым изогнутым гвоздем.
Набросок на альбомном листе готов и я задумался, не упустил ли чего-нибудь, уставившись в пол. Но меня отвлекли объятия и нежный приятный, печальный, любимый женский голос спрашивающий о том, как я назову эту работу. Я накрыл своей левой ладонью ее правую, ласково поцеловал и ответил ей, что-то про препарирование человечности.
- Учитель!
- Что?
- Учитель!!
- Да что такое?
- Учитель проснитесь. – Это был голос Катера. Я открыл глаза, резко всплывая на поверхность реальности. Ученик качал мое плечо, рот был как перевернутый серп, чернота зрачка сожрала радужку. Аквин же стоял в глубине камеры, спеленатый тенью, тонкий рот оконца темницы изрыгал на половину его лица синие сияние утра. Он прислушивался и смотрел на меня.
- Учитель там что-то происходит.
Где то в отдалении слышался лязг металла, надрывные, но не решительные крики, сквозь них различался усиливающийся топот бегущих ног. Хозяйка нашей камеры тьма заметалась в панике, задрожала, выжигаемая подбирающимся светом факела, и словно переродилась в три фигуры в капюшоне, замершие за решеткой двери. Одна из них проделала какие-то манипуляции с замком, тот щелкнул и путь наружу стал свободен.
- На выход, шевелитесь. – Под капюшоном взломщика скрывалась женщина, голос с влажной хрипотцой выдавал в ней курильщика нектара. Она дождалась пока мы выйдем из своих вонючих покоев, потом махнула рукой своим товарищам, и те, повинуясь, растворились в черноте коридора, что вел к непрекращающемуся звону мечей.
- Следуйте за мной. Если хоть один из вас отстанет, вернусь и выколю глаз. – Тьма под капюшоном была обращена к моим ученикам
- Катеру значит можно сразу, – хохотнул Аквин, Катер ткнул его кулаком в бок. Лицо женщины прятал капюшон, но я был уверен, что сейчас она смотрит на меня, обреченно и с жалостью. Я хмуро покачал головой. Они все-таки были мальчишками, и относиться к ним как беспечным глупцам, как сделала это она, было неправильно. Виноват здесь был только один человек – я, затянувший в омут своих убеждений ни в чем не повинных людей.
Женщина довольно хорошо ориентировалась в тюремных помещениях и уже скоро мы выскочили из затхлых казематов, на улицу в маленький дворик, где стоял еще один человек не желавший показывать свое лицо. Он не давал захлопнуться калитке, ведущей к складским помещениям покоящихся в тишине, пыльные тропинки между которыми сейчас не топтал ни один охранник или страж порядка. Либо дрыхли, либо пересчитывали взятку. Однако ничего похожего на расслабленность в движениях взломщицы я не увидел, она слишком осторожно ввела нас в каменный лес сараев, хрустя шейными позвонками при беглой оценки окружающего пространства, замиряя на мгновение и вытягивая вперед шею, то ли что бы принюхаться, то ли прислушаться.
- Я слышал бойню!
Наша спасительница споткнулась, мой бас иногда заставлял людей это делать, выругалась, и удивленно посмотрела на меня.
- Эти свиньи в шлемах не милиция. Они другие, они нас ждали. Кто-то решил, что плаха для вас лучше, чем пустыня. – Капюшон уже не смог скрыть черт ее некрасивого, худого, с выпирающим подбородком, исполосованным гневными шрамами морщин низким лбом лица. Она отвернулась, увидев мое мимолетное отвращение.
- Кто? – возможно, я сам догадывался, но мнение исполнительных лиц Тайных было интересно.
- Да мне почем знать, эти твари перерезали глотки половине охране, нашим тоже. Зачем спрашивается? Усыпите, оглушите, купите. Что за дела? Так нельзя. Они пускают кровь, прям как те увальни с другой стороны реки, что бы сказал Основатель?
Катер напрягся, услышав не приятные слуху речи о своих кумирах залесьевцах. Оскорбленный разум может формировать в ответ тоже оскорбление, и я знал, что так и будет, поэтому вовремя успел цыкнуть на него.
- А что, кстати, с ними, – осторожно спросил он.
- Пришлось выводить их раньше, план провалился. Теперь они стоят и мочатся в штаны перед вратами. Прости меня Основатель, но это зрелище прекрасное, туда им и дорога. Руки так и чесались самим топор поднять, а теперь уж пускай чудища сожрут их. Пустошь грязное место, как раз для таких. – Она замолчала, может, вспомнила что мы собираемся туда же, или просто замолчала, а нас ничем не отличала от залесьевцев.
Некоторое время мы плутали по узкому лабиринту складов, пока дорожки не вывели нас к забетонированной площади. Белым покрывалом она растянулась от складских помещений до подножья темных городских стен на север, и от отдела снабжения, блестящего мазка в утренней дымке на западе, до еле видимых черных горбиков - ветхих лачуг черни на востоке. Способная расположит на себе с десяток исполинских грузовых машин северян, вся ее поверхность была усеяна разбросанными кубиками тюков с каким-то продовольствием, ждущих хиреющих от хронической усталости рабочих, а после них жадных рук властителей. Местами материал дорожного полотна потрескался от тяжести, расставленных то тут, то там, механизированных кранов и грузоподъемников, тела которых почернели от угля и торфа, единственных печных харчей этих исполинов. А прямо впереди подпирали небеса гигантские черные как смола ворота, защищающие город от бушующей, плодовитой на ужас пустыни. Под ними маячили с десяток маленьких фигурок, словно мушки, две из которых отделились и направились к нам
- Все, вы на месте. Ждите стражников. – Взломщица развернулась, что бы уйти, но вдруг остановилась. Потопталась на месте. – Не знаю, что вы там забыли, я вообще мало чего знаю, но слышала, как бы это ради общего блага. Дураки вы или слишком смелые, тоже сказать не могу. Просто знайте, что многие на вашей стороне, и очень восхищены этим поступком. Я бы например под топор легла. – Повисло молчание - Удачи желать идущим в пустошь - глупо.
Она коротко кивнула и тенью слилась с чернотой складских закоулков.
- Она не права. Учитель, почему она так говорит про залесье? Я что-то не понимаю, разве мы не на одной стороне? - Катер не мог просто забыть слова, шедшие врознь с его пониманием действительности, не мог не исказить свое красивое лицо уродством ненависти, выплескиванием негодования.– Разве мы вместе не пытаемся возвратить назад справедливость Основателя.
- Сколько раз мне приходилось тебе объяснять. – Монотонно, почти по слогам ответил я ему, вглядываясь в силуэты, с каждым шагом начинающие приобретать очертания стражников закованных в тяжелую броню. – Такое бывает Катер. Залесьевцы видимо кого-то отобрали у нее. Ребенка, родителей, любимого мужа.
- Последнее вряд ли. Там такая рожа. – Аквин вновь укутал свое лицо в шарф, который превращал любую фразу в гул. Это было хорошо, иногда мой строгий взгляд пролетал мимо, и ученик не мог остановиться. Сейчас он все-таки на всякий случай вжал в плечи голову.
Я с трудом собирал по частям фразы, способные противостоять гневу Катера, меня отвлекали приближающиеся фигуры, я не мог поверить, что нас идут встречать сами хранители ворот
- Смерть близкого может пошатнуть любое убеждение, как бы глубоко оно не въелось в тебя. Ты можешь даже начать его ненавидеть. Потом презирать других за него. Еще дальше презирать других своих близких за него. То рвение, с которым ты так требовал всех перемен благодаря этим убеждениям, исчезнет. И ты захочешь новых, противоположных перемен. И потому…
- Таких людей нужно сторониться – отчеканил, перебив меня Аквин.
- Правильно Аквин, я уже думал, что ты скажешь: избавляться.
- Но ведь в подобных стычках всегда кто-то гибнет. Там постоянно кто-то кого-то теряет. Такое происходит. Надо просто мириться с этим. – Распаленный Катер ударил сжатым кулаком одной руки в ладонь другой
- Нет, Катер, просто тому, кто руководит переменами, надо вербовать правильных людей.
- Таких. Как мы? – Слова словно засохли на полных губах Катера. Он слишком поздно осознал, что подобная фраза могла особо остро пройтись по мне. Однако я не совсем его понял. Что он имел в виду? Преданных, не подкупных или одиноких, отверженных своими близкими людей.
- Все не так, – ответил я ему. – В тебе и Аквине живет та правда и желания которые непоколебимы, они настоящие и искренние. Благодаря им, вы не сломались под тяжестью плодов жизненных позиций ваших родителей.
Они замолчали, наверное, пытались погасить, разгоревшиеся образы семей в своих не заживающих разумах, из которых мне так хотелось, выдавить этот причиняющий им боль, гной воспоминаний. Все время проведенное в темнице я твердил ученикам, убеждал их, что не было предательства со стороны их рода, их никто не бросил, они самостоятельно, как полноценные личности, не под чьим-то руководством, избрали свой не простой путь, на котором ты не думаешь о себе в первую очередь, а только о людях родного города, о их сложной жизни полной несправедливости и невзгод. Порой я лгал и льстил, пытаясь добиться от них веры, не мне, в себя. Да, мне было больно видеть их такими, зарывшимися в меланхолию, погрузившимися в грусть, и да мы скоро будем в пустоши, и на меня конечно можно будет положиться, но насколько? Там все мы станем равны, и посторонние мысли, проявления жалости к самому себе и к своей полетевшей под откос жизни будут обузой, что запросто растопчет тебя в прах. Особенно того в чьем сердце бушевало пламя чувств, к какому-то оставленному человеку позади себя. Как например в моем, где мне, казалось, благодаря победе разума остались угольки. Но нет. Проклятая, терзающая самоедливая память нарочно ворошила их и не мирилась с рубцующимися ожогами, чтобы я не делал.
Хранители ворот остановились, за полсотни метров от нас, и шумя потертыми, словно чищенными наждачной бумагой доспехами стали призывно махать нам руками. Мы повиновались. Один был мне знаком, мой сосед. Я даже приветствовал его каждый день, и он тоже отвечал мне любезностями, помнил, что когда-то я спас его жену. Т какой то там, по-моему. Раньше мне было любопытно узнать, кем он работает, а теперь вдруг, стало интересно, что обо мне он думает сейчас, считает ли убийцей. Но мой сосед нежданно сделал вид, что не узнал меня.
- Ребят, давайте чуть поживее, туда-сюда здесь соберутся рабочие, и я не представляю, как буду объяснять им ваше присутствие. – Уставшие, лишенные интонации, тщательно прожеванные слова и предложения, рождающиеся в громадном теле, было всегда нудно слушать до конца. Теперь он подгонял нас ими, словно и не в пустошь. Мне кто-то рассказывал, что ежедневное соприкосновение с пустыней выжигает любою дрожь и страх перед ней из разума хранителей. Она становиться обыденной, естественной их частью жизни, как и нектар что хлещут здесь бадьями.
- Вы привыкли, – догадался я, но произнес это вслух.
- О чем ты? – Сосед снял шлем, длинные, в поту от постоянного ношения шлема волосы качнулись вместе с головой, и удивленно посмотрел на меня.
– Ерунда.
- А-а, - понимающе протянул он - но нет, ты не прав, мы не привыкли. Нельзя привыкнуть к тому, что сушит тебя или твои чувства. Ты бы видел, как новички бегут домой в конце дежурства, а старожилы идут пить нектар. На твоем месте я бы взывал с мольбами о помощи к Основателю. Вот так вот.- Он слегка склонил голову на бок.- Ты даже не представляешь, как она страшна. Вглядываться туда вдаль опасно. Там можно увидеть то, что станет кошмаром всех снов твоей жизни. Знаешь, сколько было тех, кто сошел с ума и сбросился со стен или убежал навстречу объятьям тьмы. Северяне потом привозили их трупы, обглоданные или преображенные.
- Вы видели преображенных?
- Ну да. У одного глаза были, как будто перевернуты, и из каждого торчало по склизкому белому канатику. Они уходили прямо в ноздри, которые оказались ртами, я видел в них зубы и языки. Бедняга помер, а спустя какое-то время мы увидели, как его живот шевелиться. Внутри, оказывается, поселилась живая, огромная как кошка крыса, и что-то там делала с его внутренностями. Не ела, нет, она их переделывала, в какие-то механизмы. Я потом блевал пол дня. – Сосед скривился.
- А другого? – заинтересовано спросил Аквин. Страж смерил надменным взглядом, его с ног до головы.
- А у другого, не было нижней челюсти. Верхняя вытянулась в виде длинного тонкого клюва, и из нее как бахрома свисали шевелящиеся красные черви. Руки длиннющие почти до колен, все тело в сосках, а ноги покрытые шерстью и коровьи копыта. – Хранитель смаковал рассказ, ему он безусловно нравился, как и реакция моих учеников - Еще я видел тварь, похожую на псину, она бежала сквозь пыльную пургу, держала в пасти человека, и тот орал безумным криком, его руки были обмотаны проволокой, а глаза сверкали будто звезды. А вот мой товарищ, Пеквар, так он вообще…
И он стал пересказывать те страшные истории вполголоса рассказываемые нашими родителями по ночам, о безобразных людях, об отвратительных созданиях бродивших невдалеке от стен, о том как страшно где-то там в ночи кричат отвергнутые люди, о том как ужасна и некрасива тьма, сгущающаяся над песками, до того момента как взойдет луна. И становилось как-то не по себе. Уменьшалось расстояние между нами и воротами и увеличивался рой тревожных мыслей. Я должен был бы говорить себе: о чем я думал раньше? Почему я так решил? Что я здесь делаю, как и эти двое юнцов, бледные открывшие рот, внимающие жадно сказки, наверное, тронувшегося умом? Что вообще мы можем там, в потоке ветра смешанного с мертвым песком. Но нет, я больше беспокоился о том, как же мне справиться с поставленной задачей, я должен был дойти до северян, одновременно сумев спасти от пустоши моих ребят. И обе цели, взаимоисключающие друг друга, слившиеся в одну, были для меня в равной степени важны, но и невероятно сложны в исполнении.
- Мне объясняли, что вы хотите в северный город попасть. Думаете, что существует шанс добраться? Надеетесь, пустыня вас не тронет? О нет, навряд ли. Вас там прокрутят как в мясорубке, разорвут и соберут, так как захочется пескам и тьме. Вы идете наперекор Основателю, наперекор его словам и учениям, наперекор тому, что запрещено. А это плохо заканчивается. – Тихо, зловеще шелестел над ухом мой ненавистный сосед, смердя нектаром, нагоняя страх, сбрасывая его на нас и избавляясь от своего. Хранителям нравилось, когда дрожат другие от их историй, которые подобно ветру распространялись по улицам, в начале черни, потом подхватывала знать. Они любили, когда смотрели на них как на людей, бесстрашно проживших еще одно дежурство рядом с самой смертью, подобострастно, с почтением и уважением. Трепещут подобно бабочкам. Однако сейчас один из них ошибся. Он думал, что жертва, хилая, порвавшая все связи с миром уже в его руках, а оказалось, что наткнулся на загнанного в угол пса.
- Хватит. По-видимому нектар здесь действительно в большом почете, и я не удивлюсь что половина ваших баек плод опьяненного воображения, – злобно прервал я хранителя. Он осекся, видимо захотел рассердиться, но что-то его сдержало, судя по лицу: поиск какой-то информации в своей пропитой памяти.
- Как выйдете за ворота, увидите большой серый камень по правую руку. За ним найдете все обещанные вещи, еще я добавил вам копченого мяса, за излечение жены. – В полголоса, так что даже я еле расслышал, пробормотал вдруг мой сосед.
- Спасибо.
- Старайтесь придерживаться северо-западной стороны, не ступайте на дорогу и не сворачивайте на восток, там только твари. Я, правда, сомневаюсь в вашем успехе. Пусть ваша цель и бескорыстна, но она лежит на противоположном берегу законов нашего Спасителя. - Страж с мрачным выражением лица, и с гордо приподнятым подбородком на выпяченной грудью направился к своим четырем компаньонам, охранявших остальных осужденными у подножья ворот в прибое пыли выдуваемой из под гигантских дверей. Седой залесьевиц нервно жестикулируя, что-то объяснял своим собратьям по несчастью, или только одному, самому молодому, который ссутулив плечи, молча, кивал головой. Бородач, засунув руки в карманы куртки, следил, за нашей группой, хитро прищурившись.
Хранители зашумели, трое вытащив ружья, стали наизготовку, готовые принять любой кошмар, способный вырваться из серой мглы, один забежал в худой отросток городской стены, на стыке ее с дверью, маленькую будку, двое других, один из них мой сосед, открыв слившиеся с бетоном железные люки, спустились под землю.
Ворота тихо поскрипывая, начали медленно расползаться в стороны, приоткрывая нам завесу пугающего неизведанного, познать которое желание не возникало, и как только ширина щели между ними стала способна пропустить несколько человек, затихли. Мои ученики зарыдали, от чего в груди все сжалось, и я как можно сильнее обхватив их за плечи, пытаясь задавить собственный нахлынувший ужас и войти в резонанс с остатками храбрости в толчках взбесившегося сердца, тихо двинулся вперед.
В ушах зазвенело от воя какого-то залесьевца, надрывный плач Катера и Априма дергал нервы. Сейчас, неожиданно лишившись из-за страха способности размышлять, я чувствовал и видел, как вместе мы впиваемся подошвами сапог в песок, словно за остатки настоящей жизни, которая медленно тлела с каждым шагом под черными вратами, что ежедневно были сутью безопасности, а сейчас последним вздохом перед неминуемой смертью.
Контролирующие хоть как-то себя залесьевцы, под дулами ружей волочили бьющегося в агонии молодого товарища, порывавшегося вернуться назад, и, оттащив его за пределы ворот, придавили к земле, не позволяя ринуться вслед защитникам города, которые грохоча доспехами, поспешили закрывать ворота. Мои ребята, напротив размазывающие слезы по лицу, перешагнув порог, вдруг вошли в оцепенение и стопор. Я тормошил их, хлопал по щекам, говорил что-то о необходимости набраться сил и мужества. Они же отвечали односложно, нехотя. Ведь то, что приковало их внимание, было сильнее любых слов.
Пустошь я видел раньше только на картинках. За всю свою жизнь мне так и не удалось подняться на самую верхушку башни Правления, что бы с замиранием сердца вглядываться в бескрайние просторы, а потом за кружкой нектара пошептаться с друзьями о впечатлениях, набравшихся на продуваемой крыше муниципалитета. Я представлял высокие барханы, испепеляющее солнце, миражи. Однако все было не так. Одна, сплошная серая поблекшая земля, покрытая паутинами трещин, морщинами разломов, вьющимися ручейками серебристой пыли, перетекающая на горизонте, там где кружились вихри смерчей, во вздувавшуюся пузырями, кисельную материю багровых туч, что заволакивали будто прибитое к небу огромным гвоздем солнце. Пустошь гипнотизировала, завораживала, ты забывал, что значит выдох. Она была всем и в тоже время бездной, не несущей в себе никакого смысла.
- Учитель, как далеко до Северян? – Голос Аквина дрожал и всхлипывал. Ветер шевелил его короткие редеющие волосы. Он был ничтожен на фоне разливающегося во все стороны серого пространства.
- Не знаю Аквин, неделю, две. Долго. - Я смотрел на две широкие вмятины в земле от колес грузовиков Северян, устремляющиеся в бесконечную даль.
- Если нас до этого не сожрут, или тьма не преобразит, – вмешался Катер, сквозь слезы злобно и громко усмехнувшись. – Основатель не зря запрещал, выходит наружу.
- Ты чего такой? Ты врал мне, когда говорил что настроился на этот поход? Топор, по-твоему, был бы лучше? – возмутился Аквин.
- Я не хочу быть разорванным или стать монстром. Тут выбор очевиден.
- Значит, ты мне врал? Почему? Что я сделал? У тебя ведь теперь есть шанс. Выжить, да еще и помочь людям. Учитель, ведь так я говорю? – Не сдавался второй ученик.
- Да этот шанс ничтожен! Учитель сам нам говорил. – Не дал мне ответить Катер.
- Катер, хочешь, я пристрелю тебя, когда мы повстречаем хот одну тварь? – Моя интонация была спокойна, сдержана. В глазах Катера мелькнуло беспокойство, он оцепенел от удивления и не понимания, забыв, наверное, про страх перед пустыней.
- Это глупо. – Он замешкался. - Вы сможете это сделать учитель?
- Ты мне слишком дорог, ты как сын мне и это понимаешь. Поэтому если с тобой хоть что-нибудь произойдет плохое, мне будет больно. Так? Я правильно говорю Катер?
- Да учитель.- Насторожено произнес ученик.
- Но я не хочу что бы мне было больно, осознавая то как больно будет тебе и какой страх ты испытаешь, когда тварь пустынная начнет разрывать тебя. Ведь это намного страшнее, чем просто смерть. Так?
- Все так, учитель.
- А как ты думаешь, мы встретим этих тварей?
- Я не знаю, - он развел руки - надеюсь, что нет.
- И все-таки, если мы их встретим, Катер, когда ты станешь истуканом, от ужаса, не сможешь ничего сделать, и тварь начнет подбираться к тебе, и тогда, если ты согласишься, я могу застрелить тебя. Мне сделать так?
Катер долго смотрел на меня нахмурившись, пыхтел, потом выдавил:
- Я буду смелым.
- Конечно,– улыбнулся я и подбадривающее хлопнул его по спине. – Я в этом уверен. Теперь надо забрать оставленное нам снаряжение, и как можно быстрее идти пока залесьевцы не опомнились и не решили строить с нами планы.
- Мы бросим их здесь? Основатель бы такого не одобрил. Этого нельзя делать. Ведь по большому счету, это из-за вас они здесь очутились.
- Катер. – Я положил ему руку на плечо и сжал его. – Успокойся. Виноваты те, кто решил таким способом от них избавиться. С другой стороны, узнав, куда их ведут, они могли запросто попытаться сбежать или на худой конец подставиться под пулю. Они этого не сделали, это их выбор и теперь они здесь. Сейчас залесьевцы сами по себе. Катер послушай, никто из нас им ни чего не должен. Тем более провизии нам дали только на троих, оружие тоже. Я не знаю этих людей, ты не знаешь и не уверен, что при удобном случае они не перережут тебе глотку во сне из-за снаряжения.
Катер насупившись отвернулся, боровшись со здравомыслием, ища контраргумент моим словам, растрачивая попусту время.
- Я дам тебе возможность высказаться потом, сейчас нам надо разобраться с провиантом. Аквин, идем.
За единственным камнем, возможно забытым каким-то строителем, не ставшим частью городской стены, действительно лежало три полных рюкзака. Все что наобещал Верховный присутствовало - пистолеты, ножи, палатка, огниво, свечи, вяленое мясо, сухари, бутылки с питьевой водой, на пару суток хватит. Я взял тот, в котором был металлический цилиндр.
- Простите, я так понимаю, что это именно вы как-то причастны к тому, что меня выгнали за ворота. – Раздался голос рядом. Я развернулся, это был тот самый коротышка с бородой. Как же так получилось, что я упустил его из виду, может потому что он не привлекал внимания, не плакал и не кричал под воротами? Был слишком спокоен для человека, оказавшегося в пустоши!? Действительно странный человек. Как то надо и от него избавиться. Я усмехнулся, закидывая на плечо тяжеленный рюкзак.
- Меня только что в этом обвиняли.
- О, Я не хотел вас ни в коем разе обвинять, наоборот хотел выразить благодарность за мое спасение.
- Ну, это еще не известно. Спас я вас или нет. Все ребят, собрались? Идем.- Я взял сразу довольно быстрый темп ходьбы, надеясь, что его короткие ноги не выдержат такой нагрузки. На секунду взглянув на залесьевцев, молча сидевших вокруг хныкающего паренька. Седой сверлил нас взглядом, яростным и полным ненависти. Именно таким, каким и должен он был быть по отношению ко мне. Я их сюда выволок, я их здесь и бросил.
- Конечно, спасли, о чем речь. Подождите, пожалуйста, я так понимаю, вы направляетесь на север? – Коротышка не отставал и перебежками держался рядом.
- Мы, – я подчеркнул это слово - направляемся на север. Вы, не знаю
- Почему я спрашиваю? Я просто решил, что мы все вместе обсудим, что нам делать дальше, но теперь отчетливо вижу здесь личный мотив.
- Возможно, поэтому, наверное, обсудить, что делать дальше, вам надо все-таки с залесьевцами. Вернитесь к ним пока мы не зашли слишком далеко.
- Хотел бы, но вы ведь прекрасно понимаете, мой голос там будет в меньшинстве. Возможно, они захотят попытать счастья с загорцами, но этот путь мне не интересен.
- Что значит, не интересен? – моя усмешка была полна сарказма, я с нетерпением ждал ответа. Но влез Катер.
- Загорцами, что он имеет в виду, учитель?
- Я слышал, что они прорыли вход наружу, через скалы. Выдолбили своими пустыми головами. – Аквин специально освободил рот от шарфа, что бы мы его услышали.
- Что эти еретики себе позволяют – глаза Катера вспыхнули гневом. – Я не верю, что залесье воспользуются этим противозаконным путем.
- Это глупая байка, за которую, без сомнения, может зацепиться человек, попавший в такую ситуацию как мы. Однако это ложь, Катер, сплетня, придуманная, в глаза не видевшим загорцев. Наш новый друг, если ты заметил, тоже так считает, но ему вдруг захотелось в пустошь.
- Вы не узнали меня Биприм? Вы не помните? Я был на вашем выступлении по поводу внутренних болезней. Прекрасные теории, скажу я вам. – Коротышка запыхался.
Я удивленно замер, давая ему шанс отдышаться. Быть этого не могло. Неужто, мозги верховных настолько высохли, что они начали очищать город от лучших умов.
- Фесек. Старейшина отдела по изучению живой природы. Я помню вас конечно. Вы один из немногих кто одобрил мои работы. Я все думал, почему ваше лицо мне так знакомо. Но, что могло произойти такого с вами, что бы позволить властителям вас вывести на плаху
- Тоже самое, что и с вами Биприм. То же самое. Я так же поплатился за свои открытия. – Он мягко улыбнулся.
Происходившее сейчас, было, честно говоря, странным. Ученый, специализирующийся на тайнах окружающего нас мира, и в особенности на изучении пустоши, вдруг оказался рядом с нами. Случайность, или, мне вспоминался мой разговор с Верховным Реквином: человек, вынашивающий свои планы, преследующий свою цель? Однако Фесек на шпиона мало походил, он создан точно не для путешествия по этим землям. Всю жизнь он просидел за фолиантами и рукописями в уютных стенах библиотек Читальни. И даже носа не высовывал чуть дальше северного берега реки. Или там, за горизонтом его ждала поддержка, например другая группа, выпущенная раньше, а может, вдруг его хозяева решили, что в моей компании он будет в безопасности, вотрется к нам в доверие и будет сопровождать? Но для чего? Другое соглашение с черноплащниками? Не дать вернуться нам назад? Что-то другое, о чем я пока не могу догадаться? Все было возможно. В интригах кружащихся внутри стен Правления могли рождаться безумные алгоритмы стремящиеся к единому результату – достижение абсолютной власти. Поэтому риск был подобен лезвию. Ученый представлял возможную угрозу, и в тоже время он являлся необходимым нам кладезем знаний. Пустошь будет преподносить неоднократно различные сюрпризы или загадки, я это знал, сам Основатель говорил не раз об этом, после путешествий к Северянам. И с таким человеком как Фесек, шанс их решить увеличивался. Ответ, как поступить с Ученым стал ясен.
- Надеюсь, мы поговорим о нем по дороге. Времени для этого у нас будет предостаточно. – Я хотел протянуть ему руку, но потом подумал что мы не на церемониальном или научном собрании.- Я рад, что вы примкнули к нашей компании.
- Может быть, потому что, другого выбора у меня нет. – Он рассмеялся - И даже, существуй лазейка, в город, я бы не воспользовался ей. Что же постараюсь вам не стать обузой и не мешаться под ногами.
- Напротив вы будете даже очень полезны.
- Признаться, уважаемый костоправ, я, наверное, вам в двойне благодарен. Вместо смерти вы преподнесли мне неожиданно подарок, о котором можно было мечтать всю жизнь. Я живу, Биприм, ради знаний, и упустить такой шанс, исследовать то чем увлекался десятки лет, просто не могу.
Вот так вот просто, любой другой, услышав это, крутил бы палец у виска. Но я то - знал характер желаний и стремлений вплетенных в сущность половины служащих Читален. Я сам был одним из них. Ученый не храбрился, он, взаправду, радовался тому, что очутился в пустоши. Его не пугала неизвестность, а наоборот вызывала щенячий восторг. Фесек ждал ее с нетерпением и дрожью.
- Идемте? – Я в приглашающем жесте вытянул руку, ученый ринулся, вперед решив, что я его пропускаю.
- Но учитель, значит, мы не взяли с собой залесьевцев, но берем этого. Людей способных сражаться мы оставили, а книжный червь здесь? – Катер нашел довольно удачное время опять зацепиться за избитую тему.
- Простите моего ученика, он несколько расстроен, участью этих людей. – Я грозно посмотрел на ученика, он отвернулся.
- Но молодой человек действительно задает разумный вопрос. - Неожиданно поддержал его Фесек - Залесьевцы, я видел крепкие ребята, они могли бы пригодиться. Вы не можете знать, что там впереди. Вам понадобятся любые сильные руки.
- Но не рты и умы. Благодаря ему вы стоите, сотни залесьевцев, а едите как один . – Твердо ответил я, разумеется, умолчав, что с одним намного будет проще справиться, чем с четырьмя.
- Спасибо, конечно, за такое высокое обо мне, мнение, но сдается что здесь вы стараетесь действовать не просто в целях экономии. – он сощурил глаза - Разумно ли не объединяться в таком месте как пустошь?
- Вы проницательны Фесек, но я не собираюсь рисковать, и это не обсуждается. Залесьевцам вкусили уже вкус крови, и не известно насколько он пришелся им по нраву.
- Однако, если подумать догнать вас им не составит никакого труда. Силы признаться не равные.
- Вот поэтому я говорю, учителю, что бы мы им помогли, – заныл Катер.
-У нас есть чем защититься, главное продержаться сутки, а там наступит ночь. И я прошу прекратить эту тему. – Я обращался к ним, двоим.
Все прекратили, хотелось верить, что послушались меня, но на самом деле вспомнили, что ночь застигнет их сегодня под открытым небом в пустоши, где в это время суток свет большая редкость, пока не встанет из-под земли помятый диск луны.
Катер с Аквиным испуганно переглянулись, и второй потянулся к рюкзаку, проверять еще раз содержимое. Мы уже обсуждали вопрос о ночи, еще в камере, но видно им не верилось до этого момента, что такое может произойти.
- Простите, но вы собираетесь жестоко обойтись с залесьем, – покачал неодобрительно головой ученый.
- Ваше право так думать.
- И я так понимаю, у вас самих имеется какой-то план, – встревожено уточнил Фесек.
- Да - палатка и с десяток свечей. – Несколько грубо ответил я ему – Послушайте, происходящее мне тоже несколько не нравиться, но есть причины, которыми я с вами поделюсь, чуть позже обязательно, а сейчас нам надо просто уйти подальше от города и от залесья.
Скрывать причины нашего похода в пустошь и то, что он был ранее спланирован, казалось мне бессмысленным. Если ученый являлся шпионом, его посвятили в это. Если нет, мне просто будут меньше задавать лишних вопросов. Фесек был хорошим другом Диквина, но старался обходить стороной митинги и собрания, проводимые моим учителем. Кулуарно он, возможно и поддерживал его противостояние правленцам, однако при малейшем упоминании в разговорах о вольных трактовках законов Основателя Верховными, бежал от них. Докладывать своим хозяевам или старался держаться подальше от политики, время мне расскажет.
- Хорошо, – вздохнул Фесек и улыбнулся – Я же обещал вам не мешаться под ногами. Только вот…. перед дорогой позвольте последний раз взглянуть на место, где мы родились и жили.
Он обернулся назад, мы тоже. Там за безмолвно размышляющими о канувших веках, нависшими над мертвой почвой, стенами, бегущими на запад и восток одной черной и широкой полосой, осталась наша жизнь и люди что были в ней не посторонними. Сейчас нам не было видно ни серых лачуг из трухлявой древесины, что выстроены по окраинам, захлебывающихся от грязи и нищеты, ни разукрашенных в небесные цвета дворцы, отстроенные загубленными и отрекшимися от Спасителя сердцами. Только один огромный конусообразный шпиль башни Правленцев, подпиравший бегущие с севера грозовые тучи, отражал своей покрытой золотом поверхностью восходящий диск звезды и фиолетовый полукруг крыши Читальни
- Вот там.- Ученый ткнул пальцем в купол нашего бывшего места работы – Там, на крыше меня и схватили.
- Вы там кормили птиц? – осторожно спросил Аквин.
- Конечно же, нет. – Ученый воспринял это за невежество. – Они не способны так высоко забираться. Нет, там я смотрел на небо. Изучал свойства различных сред. В особенности стекла.
- Это вы про свое открытие?– поинтересовался Катер.
- Именно так, благодаря которому, я и получил клеймо хулителя.
- Зачем же вы им занимались? Вы плохо знаете учения Основателя? – продолжал проверять на прочность нервы ученого Аквин, косо поглядев на Катера. Да какого хрена он делает? И почему ему это понадобилось сделать именно сейчас?
- Фесек просто не понимал, что они приведут к противоречию. И об этом он нам расскажет по дороге. Надо идти. – Быстро втиснулся я в разговор, зная, чем он может, скорее всего, закончиться, намекая сердитым взглядом и слабым покачиванием головы, ученому, что продолжать его не стоит.
- Вот именно, это было не специально. Я не осознанно попытался опровергнуть научные изыскания Творца нашего города. – Он непонимающе посмотрел на меня, но догадался, что я от него жду.
- Как я и предполагал. Понял Аквин? А теперь все двинулись вперед. – Настойчиво повторил я.
- Чем же пытались?– насторожился Катер. Я хотел влепить, подзатыльник Аквину, тот сейчас точно улыбался под своим шарфом удовлетворенный результатом своего вопроса.
- Катер потом. Надо идти, и довольно быстро, это сейчас лишний разговор, только собьет дыхание.
- Да что тут такого учитель, пусть расскажет, я не думаю что это займет много времени - Катер не отступал, ведь был, затронут Основатель.
- Катер, это может подождать, ты понимаешь, что надо торопиться?
- Я не пойду никуда, пока он не расскажет о своем открытии, – прорычал Катер. Он насупился, выдвинул свой подбородок и принял свою излюбленную стойку разъяренного упрямца.
- Твою мать. Катер, не будь идиотом? Ты что не понимаешь? – взревел я, и двинулся к своему ученику, сжав руку в кулак.
Фесек быстро встал между нами.
- Биприм, постойте, я расскажу, действительно, что тут такого.
- Вы не понимаете Фесек.
- Нет-нет, пускай услышит, и вы тоже, тем более я думаю это надо сделать, перед тем как углубиться в пустошь. Это важно.
Что же закрывать рот ученому, к которому относился с глубоким почтением, я не посмел бы, и поэтому отступил. Катер выглядел победителем.
- Вы все видели, как увеличивает вода предметы, которые находятся под ее поверхностью. – Начал Фесек - Или в прозрачную бутылку наполненную водой бросьте камешек, и его размеры сазу станут больше. И чем толще стенки, тем крупнее кажется камень. Поэтому я стал экспериментировать со стеклом. Относил его к стеклодувам, что бы они мне создавали образцы, различной конфигурации, толстые, тонкие, искривленные, вогнутые, выпуклые. Если сопоставить их: различной плотности, толщины и выпуклости, относительно друг друга, засунуть их в полую трубку, то получался предмет способный приближать предметы, находящиеся от нас на большом расстоянии
- Забавно, – удивился Аквин. Я сделал это молча. Фесек остался доволен, такой реакцией.
– Да. Очень интересно и необычно – Ученый вдруг наморщил лоб - Я не буду вдаваться в подробности тех или опытов проводимых с ними, это не будет вам интересным, скажу одно, я много времени занимался вычислением соотношения расстояния и размера предметов при их увеличении. И естественно после многих эмпирических подсчетов я решил оценить приблизительные величины наших светил, и удаленность их от земли.
Он вдруг замолчал и внимательно посмотрел на меня. Это можно было расценить как нарочное придание таинственности его рассказу для большей заинтересованности слушателя, однако мне показалось что Фесек, просто не знает, как закончить его, как правильно подать его концовку, видя не адекватную реакцию моего ученика. Мне захотелось и ему подарить подзатыльник. Долбаный ученый, теперь бессмысленно выпучивать глаза, я же предупреждал.
- Я.. Я право не хочу подпортить веру в нашего Создателя, – медленно, тягуче продолжил он. - И не хочу, что бы вы посчитали меня лжецом, или, правда, хулителем. Но небо, что я увидел, оказалось сплошной бутафорией. Звезды это не отдаленные солнца во вселенной, а огоньки, висящие неподвижно в нашей атмосфере, за которой простирается чернота и больше ничего
- О чем он говорит, учитель? – забеспокоился Катер.
- А солнце и луна, – Фесек словно и не слышал него, – они одного размера. Я не мог поверить. Яркий плазмид диаметром в пару сотен километров и мертвый камень такой же величины. И наша любимая звезда, по видимому вращается вокруг земли, подобно ее единственному спутнику.
- Этого просто не может быть, учитель. Что это значит? – Катер качал головой, будто не давал просочиться ни единому слову ученого в его разум, что бы там утвердиться.
– В это правда, трудно поверить. Вы можете ошибаться? – спросил я.
- Само собой могу. – Ученый надулся - Однако…
- Значит, вы ошибаетесь. Или врете. – Не дал мой ученик ему закончить. Тон его голоса повысился. – Основатель не мог обманывать.
- Уважаемый Биприм, вы же слышали, – обижено, поджав губы, произнес Фесек - я ни слова не проронил о том, что Основатель лжец. Я лишь поведал о том, что видел. И, кстати, мои вычисления совпали со многими вычислениями других ученых, о которых старались умолчать наше правление, но мне посчастливилось до них добраться. Если бы земля с луной вращались вокруг солнца, так как описывал наш Спаситель, то луна с некоторой периодичностью изменяла свой облик, из-за падавшей на нее тени земли. Но этого не происходит, а значит…
- Фесек, все, что вы нам рассказали, повторяю слишком странно. Даже чересчур. Эта информация еле укладывается в голове. Надо время, что бы ее обдумать. Мы сделаем это потом. – Я хотел, что бы разговор, уже наконец подошел к концу. Катер слишком возбудился, а над учениями в Основателя при нем, я бы не советовал измываться никому. Тем более, сейчас, когда владел оружием, он становился даже для меня непредсказуемым.
- Тут нечего думать, учитель это все вранье. Эти учения идут с самого начала сотворения города, нет, раньше, еще, когда Основатель водил двадцать шесть семей по пустошам. Это не как с нами. – Тыча указательным пальцем в ученого, Катер, почему-то обращаясь ко мне, выплескивал свое негодование на Аквина, которого уже потряхивало от смеха.
- Что?.. Почему не как с вами? Противоречие учениям Основателя. Биприм, я что-то недопонимаю, – удивился Фесек, хмуро сведя брови, и пронзительно посмотрев на меня. Мои убеждения, столь долго пропитывавшие Катера, могли испариться в нем, и последствия в перспективе были не радостными.
- Сейчас все что-то недопонимают Фесек, но мы во всем разберемся, дорога у нас длинная, слышишь Катер, мы попытаемся вместе с ученым разобраться с этой загадкой, а его открытие именно таковой и является. Сейчас мы просто ничего не понимаем. – Я говорил успокаивающе, размеренно, почти по слогам, стараясь добраться до пылающего разума Катера, и одновременно осуждающе смотрел на Фесека. Мой тон надеюсь, заставит его догадаться, больше не поднимать подобные темы.
- Я и сам не знаю, что и думать, и тогда не знал. Вы думаете я не понимал значение того открытия что преподнесли мне наши небеса и последствия если кто-нибудь об этом бы узнал? – не решительно произнес ученый.
- Но ведь узнали, – выплюнул Катер.
- Потому что не понимал, что делать со всем этим и решил посоветоваться, с человеком, которого считал другом, а он определил меня на плаху. – Фесек посмотрел на меня. - Разве это ничего вам не напоминает?
Напоминало, и еще как, ведь я так же, бездумно когда-то решил пошатнуть некоторые учения Основателя. И даже выступил с ними открыто. Хотел достигнуть знаний, а стал отверженным.
Я верил Фесеку, верил в то, что мир на самом деле не является тем, каким его описывал Спаситель. Что-то было с ним не так. Гудящие механизмы под городом, не правильное развитие многих видов животного, растущая земля загорцев, теперь вот это, ну и конечно же мои работы. Мир либо изменился, либо все, что мы знали, было ошибкой Основателя, и допускаю даже его ложью, нарочно, с некой высшей целью скормленной всем горожанам. Мне почему-то вспомнилась история про яму.
Когда-то, посреди города, образовалась на пустом месте огромнейшая яма, черная, бездонная. Из ее недр порой доносились страшные звуки, отчаянные крики, голоса, людям долго всматривавшимся в нее казалось что они в ней что-то замечают, чьи-то силуэты, чьи-то движения. Всем было любопытно, что же там на дне. Они обратились с этим вопросом к Основателю, на что тот, после небольшого изучения данной аномалии, спокойно ответил «эта яма в которую не надо просто лазить». « Но что там, в глубине?» спрашивали горожане. Тот повторил сказанное, пожал плечами и удалился. Неудовлетворенные ответом своего Спасителя люди сами решили познать тайну, которую скрывала яма. Масса добровольцев вызвалось спуститься вниз, не смотря на страх и ужас навеянный криками доносящимися со дна, если оно существовало. Люди заказали у северян километры крепкой веревки, соорудили корзину, способную вместить в себя несколько человек, и отправили первую экспедицию внутрь терзавшего их умы и воображение образования. К несчастью, веревка не выдержала, или ее кто-то оборвал на двухсотметровой глубине, и корзина с людьми испарилась в бездне. Добровольцев хватало, поэтому сразу была отправлена вторая группа людей, которые добрались до полукилометровой отметки, но, увы, тоже исчезли. Когда отправили третью, казалось, все протекало гладко, веревка не оборвалось, количество ее отправленной вниз была составляло километр, и назад корзину поднимали, точно полную. Но подняв ее на поверхность, все ужаснулись, она была полна крови и разорванных в клочья тел. Люди разозлились, потеряв столько соплеменников, но любопытство бравшее верх над здравомыслием, терзало их, и ужас, таящийся в глубинах ямы, будто издевался над ними. И они опять пошли к Основателю, молить его рассказать о содержимом дна ямы. Узнав о трагедии и о количестве жертв, он в расстроенных чувствах, не мог сдерживать гнева. « Я же говорил – бранил Основатель горожан – Я объяснил вам, что это яма в которую просто не надо было лазить» «но что там, на дне?» : причитали люди, не понимая. « Да какая разница, неважно, что там, для вас это яма в которую не надо лазить»
Может быть, и небо что увидел Фесек, заболевания людей, открывшиеся мне, непонятные процессы происходящее в городе, в которых начали капаться служители Читальни все это было специально преподнесено неправильно Основателем, скрыто от нас ложью, что бы мы не пытались разобраться в том что не пониманием навлекая на себя страшные последствия, гибель и разрушения. Может это был его план. Лгать нам, чтобы защитить.
Я хотел бы познать истину. Надеюсь она там, на севере. Однако теперь, во мне есть сомнения.
