Глава 2.2

7 д.н

В левой руке я держал печень мертвеца, при жизни страдающего пристрастием к нектару,  необычайно огромную в размерах по сравнению с лежавшим в другой руке, подобным органом, но взятого у погибшего на стройке завода рабочего, которому не по карману было частое употребление этого продукта. Здесь все было ясно. Подобные изменения, встречались довольно часто в последнее время, и мне казалось, что я их уже досконально, как мог, изучил. Сейчас меня интересовали покоящиеся на столе сердца. Словно взято от разных видов животных: у нектарщика бугристое, дряблое, сморщенное, теперь проигрывало в величинах гиганту, извлеченному из груди трудяги.

-Что вы видите?- спросил я своих учеников.

- Пополнение классификации заболеваний сердца. – Аквин тщательно оттирал руки смоченным мыльным раствором полотенцем, от пятен последней крови что выдавили из себя мертвецы.

- Само собой. А теперь посерьезнее.

- Сердце выросло до таких размеров, потому что тело большее, – равнодушно пожал плечами Катер приступивший к упаковке одного из трупов

- Логично. Но тогда почему у половины проверенных нами разгрузчиков не обнаружилось подобных изменений? – Это был вопрос с подвохом, способный помочь мне понять, научились ли они пользоваться полученными знаниями и внимательно ли следят за проводимыми мной работами. Несколько дней назад я водил их на склады тренироваться, определять границы органов у здоровых людей и выявлять какие либо изменения. Этим и еще несколькими открытиями: определять звучание сердца, легких с помощью полой трубки, я начал пытаться обучить ребят совсем недавно, и потому настаивал на практике, одновременно собирая большое количество доказательных данных, что бы использовать их для убеждения совета в эффективности моих новых способов исследования внутренних органов. Я надеялся, что их полезность будет способна сгладить впечатления от моего последнего провального выступления,  где неразумно предложил воспользоваться не этичными, оскорбительными для многих горожан методами сбора информации. Коллеги своим шушуканьем за спиной постоянно мне напоминали об этом, заставляя верить, что она стала позором. Сквозь стены читален постепенно просачивались сплетни, приукрашенные, другими костоправами, желающими быть покрытыми  славой на фоне неудач других. Люди отворачивались от меня и избегали. А я хотел остаться в их памяти значимым человеком.

- Наверное, потому что они выявились больше чем у половины. Не страдали только подсобные, - засмеялся Аквин. – Я догадался учитель?

- Молодец. – Я улыбнулся. – Но я не услышал, предположения, почему сердце этих людей превышает свои размеры.

- Может быть, не справляется с нагрузкой?  - Услышал я опять Аквина.

- И снова Аквин справляется с поставленной задачей. Скорее всего, так оно и есть. Мало того масса каждого грузчика тела больше ста килограмм, так еще прибавьте к ней тяжесть груза.

- А вы не хотели бы Верховных проверить? Они не работают, но весят как двое грузчиков. Кстати Икстер уже еле дышит, – задумчиво произнес Аквин.

- Не дождешься. Они лишены последнего слова Основателя, - фыркнул  Катер и бросил под ноги товарищу мешок  - Лучше помоги мне.

- А где ты это слышал? – скептически поинтересовался Аквин.

- Что слышал?

- Что они лишены слова.

- Где надо там и слышал. Помогай уже давай.

- Плохой у тебя источник информации. С памятью у него не в порядке, запамятовал о Геприме и Зетере, что оба померли на восьмидесятом году жизни, жирные и потные.

Это была правда, Катер ошибался. Никто не избежал последствий слова Основателя. Смерть добралась до города, как только он его покинул, и до сих пор забирает всех кто ей по нраву, но прежде подарив мучения. Не важно, кто ты или какого сословия, худ ты или толст, стар или млад, умен или туп, каждый получит свою ношу: слепоту или глухость, выверт суставов или удушье, боль или кровотечение, а может даже все и вместе.

В Читальне, на занятиях уделялось много времени, воспоминаниям наших предков, когда те, сжигая своих первых, встретившихся со смертью, друзей, с ужасом понимали что потеряли. Бессмертия не будет, ты теперь жалок и беспомощен, жаден до жизни и ее качества, твое тело хрупко и изменчиво, мысли беспорядочны и яростны. Какое-то время все терпели, предавая огню родственников, делясь друг с другом симптомами поражавших их недугов, скорбя по радостным безболезненным дням, и ждали с нетерпением возвращения Основателя. Но проходили десятилетия, он не возвращался, люди так и не смогшие привыкнуть к хворям, ждали их появления в своем теле с бегущими годами жизни и мирились с неизбежностью смерти. Времена правления Спасителя обрастали легендами и преданиями, и не смотря на все старания жителей города не допустить этого, стремились стать лучезарной светлой сказкой. Люди хотели все вернуть, хотели, что бы она стала вновь явью.

В архивах, мне рассказывал Диквин, сохранились сведения о выросшем, в начале века, количестве посещаемости людей к Костоправам. Горожане надеялись, что те наделенные знаниями о теле, исправлении повреждений его покровов и деформаций, смогут помочь и с нахлынувшей напастью. Целители, сами боясь подобной участи, немедленно стали предпринимать попытки разобраться с возникшей ситуацией. Создавались комитеты, собирались консилиумы, объединялись с другими научными ведомствами, просили помощи у молчаливых Северян. Поиск лечебных средств велся упорно, страстно и масштабно. В ход пускалось все возможные методы, лишь бы они не перечили законам Основателя. Но уже спустя несколько лет, костоправы заявили, что использовав максимум ресурсов и познаний, никто так и не понял природу болезней и недугов, и лекарств способных исправить их, а тем более смерть, не будет существовать. До тех пор пока не вернется Основатель. Ведь не ради ли того что бы найти исцеление он покинул наш город.

Верховные объявили это домыслами и сплетнями, и приказали целителям заняться хотя бы средствами способными снижать неприятные проявления болезней. Те остановились на кровопускании, согревающих процедурах, заваривании лесных трав, и разумеется концентрированной нектарной настойке, перед которой отступала любая боль, чем до сей пор и пользуются. На этом и закончили. Нет, не то чтобы в Читальне никто не интересовался лечебным делом, не то чтобы не появлялись новые заболевания, которыми интересовались, по крайней мере, повитухи только недавно сообщили, что стали появляться дети с уродствами или мертворожденные, о чем город зашумел как никогда прежде. Просто большинство Костоправов, не избавились от мнения, что пока Основатель не вернулся, излечения не стоит ждать, и воспринимать любой недуг нужно как должное, как первые шаги к наступающей старости, а там и пустоте. Это было глупо, зная хорошо историю города, я не мог считать потерю бессмертия веской причиной для путешествия Спасителя, скорее всего опять на север. Тем более для меня было не приемлемо придерживаться мысли что измученные безнадегой люди так и не получат исцеления, пусть даже они являются происками пустынной тьмы. Когда-нибудь кто-нибудь это совершит, такое обязательно произойдет. И естественно это случиться не со мной. Заниматься поисками лекарств я особого желания не питал, разве только в мечтах того юноши больше двадцати лет назад, что выбрался из грязи черни, и удивлявший мудрецов Читальни своим мастерством вправления ломаных костей.

Но однажды, все изменилось. В подвал моего рабочего дома, принесли труп парнишки, погибшего при приеме товара северян, и пожилого мужчины из элитного клана, встретившегося с пустотой в горячке и мучениях. Первого рассекло напополам тросом крана и половинки тела спокойно ждали своего сожжения в печи, второй со слов родственников был болен уже долго, но перед кончиной успел, проглотил некую семейную ценность, на зло, им, и потому к нему теперь требовался особый подход. Элита, алчущая постоянно превосходства над другими, лижущая ноги правлению и Верховным, порой давила на нижестоящие семьи, сословия, даже если их старейшины занимали высокие посты и чины, но меньше якшались с истиной властью. Я видел как смотрители складов, мастерских, отделов Читальни, преклоняли головы перед высоко задранными носами, абсолютно бесполезных для города элементов. Кто такой был для них костоправ?

Приказ был поставлен четко. Плевать на законы Основателя. Достать любыми способами, кроме печи, как я догадался легковоспламеняющийся предмет. Предмет, бумажка с печатью, какие обычно отправляет правление при больших должностных изменениях, скорее всего связанных с братом покойного, я обнаружил в желудке, а еще я обнаружил в нем массу язв, одну очень большую, из-за которой, по-видимому, живот был полон крови. На соседнем столе лежало другое тело, и соблазн сравнить органы был слишком велик. Как я и думал, они кардинально различались. Причина смерти пожилого крылась точно в этих изменениях, они были причиной его смерти. Я испугался. Я посчитал что встретился с проявлениями тьмы, которая решила переделать под себя этого человека, и не медля ни секунды побежал доложить обо всем бывшему учителю. Однако он воспринял новость холодно, как всегда озлобленно на окружающую действительность, и людей, которые ее создают. Остыв, после бокала нектара, Диквин объяснил мне, что закон Основателя «нутро человека должно быть, не изменено», относился к временам бессмертия, когда после тяжелой травмы, если только не были разорваны в клочья, люди полностью восстанавливались, и трактуй Правление правильно в нынешние годы закон, мы бы давно выяснили причину всех этих болезней. Потом он посоветовал мне вплотную заняться, обслуживающим персоналом и ремесленниками, предположив взаимосвязь болезней с клановой особенностью строения тел. Добавив, что готов повесить на свое имя преступление вскрытия тел, если меня вдруг за ним застукают.

С помощью связей и знакомств учителя, я стал получать достаточное количество материала и инструментов, стоило мне только попросить необходимое. Работа шла кропотливая, требующая внимания и времени, которое у меня отнимали покалеченные. Печная труба выбрасывала дым в последнее время только по ночам.

Клановую особенность тел я не обнаружил, но неожиданно выявил влияние быта и условий труда. Особенно когда решил очертить все возрастными рамками. Слепли все, но кузнецы раньше, спина болела у всех, но портные и не помнили, когда это началась у них, одышкой страдали полные, но печняки ходили с синими губами с молодых лет.

Диквин тогда ухватился за это. Стал пробивать законы об улучшении качества труда, но Верховные сослались на нехватку ресурсов и отклонили прошение. Я же продолжал зарываться в исследования все глубже и глубже, кромсая, режа, сравнивая, мне постигались трудности и особенности строения организма.

Ученики подключились к работе чуть позже. Они все чаще начинали выражать не желание возвращаться в свои семьи, где их никто не ждал, и после рабочего дня оставались ночевать то у меня дома, то в самом травмпункте.  Пришлось им признаться о моем новом виде деятельности. С Аквиным проблем не возникло, а вот что бы успокоить панику Катера мне пришлось подключить Диквина, сумевшему приподнять планку ненависти ученика к правлению, в очередной раз, рассказав ему о том, как они смеют манипулировать законами Основателя.

Все шло гладко, спокойно, никто и не подозревал, какие дела творятся под поверхностью моего травмпункта, пока пару месяцев спустя я возбужденный сделанными открытиями не сплоховал, предложив открыто на совете ученых, воспользоваться изучением тел путем вскрытия. Меня раздавили, растоптали, хотели выдворить в шею из стен Читальни навсегда, обвинили в подстрекательстве к хулительству. Но вновь вмешался мой учитель, и вся история закончилась обычным выговором. Теперь я знал как избежать ошибки и подготовился более тщательно

- Когда вы собираетесь, подать прошение о собрании совета, – спросил Катер. Его лоб был покрыт испариной, курчавые волосы прилипли к нему. Они с Аквиным боролись с громадным телом работника, упакованным в мешок, перетаскивая его со стола на каталку. Дверь черного входа уже кто-то из них распахнул настежь, за ней, освещенный колеблющимися огоньками свечек, дующий в лицо гарью, тянулся к печи коридор.

- Это случиться скоро, не волнуйся, вы узнаете об этом первыми, – ответил я ему, подставляя  руки под кран низкого рукомойника.

-  Это стук в дверь?– то ли сообщил то ли спросил уставшим голосом Аквин.

- Я ничего не слышу, – пожал плечами Катер

- Это стук в дверь. – Теперь точно сообщил.

Я напрягся, прислушался, приставив ко рту указательный палец. Действительно кто-то осторожно стучался. Кто-то решивший что может меня беспокоить в такой поздний час?

- Это, наверное, Жетера. – увидев появившуюся тень волнения  на моем лице, Аквин перешел на шепот. Я покачал отрицательно головой.

- Постарайтесь не шуметь. Или лучше идите к печи. Я поднимусь, посмотрю кто там.

Я потрусил по ступенькам вверх, оставив позади шипение учеников. Они до сей пор думали что их перешептывания не достают меня в приемной.

- Болван, Биприм с ней расстался. Не напоминай ему лучше. Он же, как помешанный ходил, когда она была рядом.

- Да, и разорвал он свою связь, потому что испугался разоблачения, – иронично ответил Аквин

- Перестань. Он разошелся с ней, потому что она внучка Верховного. Знаешь которого?

- Еще бы.

- Такой если захочет, быстро найдет причину что бы закинуть за решетку, да еще и нас вместе с ним. Он испугался твоего и моего разоблачения.

- Он дурак если из-за этого потерял ее, – возмутился Аквин.

- Дурак, – согласился Катер.

Я улыбнулся. Обеспечить безопасность моих учеников, в закружившемся вокруг меня смерче событий было одной из главных задач, с которой я, увы, не справлялся, но что бы они являлись причиной разрыва с Жетерой, это было глупостью. Аквин и Катер всегда немного ревновали меня к ней, и удивляться сделанным ими выводам не стоило.

Стук повторился. Сердце защемило. Во рту появилась горечь. А если это действительно она, там за дверью? Я открыл ее.

На пороге стоял, долговязый, худой мужчина. Вытянутое бледное лицо, с клином узких усов под раздутыми ноздрями тонкого носа и зачесанными набок, паромасляными темными волосами, было мне знакомым. Эти бегающие грустные глаза знал каждый служитель Читальни. Лесепт, ученый, мой бывший одночитальник, после окончания обучения вдруг решивший посвятить свою жизнь, поискам ответа на вопрос: где и как размножаются озерные мухи. Он ужасно раздражал Априма и Катера манерой предпочитать стену за твоей спиной лицу человека, во время обращения к нему, но для меня являлся старым, надежным и проверенным другом. Я разочарованно вздохнул и впустил его внутрь.

- Ты чего меня на улице так долго держишь?- буркнул Лесепт и быстро заскочил в дом,

- Ты чего ночью по гостям ходишь? – улыбнулся я.

- Надо нам поговорить. - Голос Лесепта, как и он сам, дрожал, новости, которые он мне принес, заботили его. Что-то случилось. Не хорошее, возможно, касающееся меня, но лишняя паника была ни к чему.

- Поговорим, – согласился я - Только, заварю травы. – И не дожидаясь ответа, налил из бутыли воду в кастрюлю, с утра простаивающей на железной маленькой печурке.

- Это очень срочно, – бросил он мне  в спину.

- Я догадался по времени твоего посещения.

- Ты один дома? – Лесепт крутил головой осматриваясь.

- Один. – Мой ответ смещался со стуком захлопывающихся дверок шкафчика из которого я извлек две чашки.

- Точно?

- Да один я.

Ответ удовлетворил его, он снял пальто, повесил на вешалку и вновь закрутил головой, ища место куда приткнуться. Я кивнул на табуретку за рабочим столом, покрытым, исписанными моим широким подчерком листами бумаги. промокшими содержимым опрокинутой, кем-то на них чернильницей. Лесепт присел на нее и начал вертеть чашку в руках. Он очень нервничал, и надо было бы его отвлечь.

- Как там твои мухи поживают?

- Что? - Он поднял голову удивленный моим вопросом, или мнимой не заинтересованностью его визита. – А, ну вообще, пока остановился на версии, что они под водой размножаются. Если бы ты чаще появлялся на советах, ты бы знал что я наконец нашел точку сбора их роев. Восточная часть реки. Прямо под самой стеной.

- Это же очистные. Помойка.

- Само собой, огромное количество питательных элементов. Мухи выбирают момент для размножения, когда уборщики свозят свежий мусор. Представляешь?

Я слышал в голосе Лесепта желание поделиться со мной своими открытиями, но новости что беспокоили его, доминировали в  голове.

- Зрелище конечно невероятное, рои сливаются там, в еще больше рой, ныряют в реку, вечером в глубине что-то светиться ярко-синим цветом, а на утро следующего дня, кругом кишат и извиваются на отходах их личинки. Как-нибудь свожу показать. Сейчас я пытаюсь договориться с мудрецами, что бы они дали добро на спуск под воду. Идет разработка прорезиненных масок для ныряния, способных выдержать давление.

- Это интересно. Но кто решиться нырнуть в помойку? Там слишком глубоко, и воняет…

- Я конечно.

- Рискованно Лесепт, и все ради мух.

- У каждого свои интересы. – Последнее слово он произнес громче других.

- И что мудрецы ответили. – Я пропустил это мимо ушей.

- Как всегда, нет ресурсов. – Развел руками Лесепт - Проблема в том что, многие ремесленники, стали просить однодневную норму пайка за свои изделия или кусок земли. Говорят, раз его урезаете, а работой перегружаете, так будьте добры чем-то это поощряйте.

- Это шутка? Почему я не слышал об этом? А у черни и от своих требуют?

- У черни особенно. Перед элитой многие лобызают.

- Вот, сукины дети. Основатель же просил избегать подобных действий.

- Просил. Но люди размножаются, контроль за этим еще не скоро введут, и им необходимо есть и место что бы жить, а пайки не увеличиваются, пространство не растягивается.

- Но требовать что-то от черни…Лесепт. Люди проверяются в трудностях. А тот, кто рассуждает, что если вокруг все плохо, тогда и я буду плохим, да еще и для людей ниже их рангов. Это низость, трусость… – Я почувствовал, что могу вспылить. Надо было остановиться. – Что говорят по этому поводу Верховные.

- Ничего. Только творят что-то непонятное. На днях пытались вроде бы помочь, собирались ввести закон о разрешении раз в месяц охотиться черни в западной части леса. Хотят таким образом компенсировать недостатки провизии.

- И соответственно урезать паек им еще больше.

- Да. Но ты не уловил сути. Дай волю нескольким десяткам тысяч человек раз месяц охотиться в лесу, и животных не станет. Они просто не успеют наплодить такое количество потомства. Мы пытаемся объяснить Верховным это, но они нас не слышат. А предлагаем разрешить черни там поселиться и заняться сбором ягод, или заказать у северян семян, что бы заняться садоводством на самой плодородной почве, так правленцы говорят, что если они это позволят чернь перебьет всех животных. Какой-то абсурд.

- Верховные что-то мутят.

- В смысле?

- Они не хотят что бы кто-то жил в лесу, но в тоже время им надо, что бы лес посещали, как можно чаще.

- Не улавливаю логики.

Я махнул рукой.

- Правленцы стали часто появляться на собраниях Читальни?

- Ну да, – подтвердил Лесепт - Как ты догадался?

- И тоже ведут странно?

- Именно поэтому я к тебе и пришел.

- О чем ты? – Я посмотрел ему прямо в глаза. Он сглотнул, пришло время сказать мне что-то важное.

- Ты отлично понимаешь о чем я.

- Если ты о телах, я этим больше не занимаюсь. У меня другая работа назревает.

- Не надо Биприм, мы все знаем что занимаешься. Ходишь людей пугаешь своими измерениями, будто хочешь знать, поместятся они в твою печь или нет, о смертях спрашиваешь, предсказываешь, от чего кто умрет и в каких мучениях. Биприм ты лишился разума?

- Я ли лишился разума? – Я попытался изобразить на лице ироничную улыбку. – Причем здесь тела? И какие на хрен предсказания? Это были предупреждения.

- Да какая разница, горожане бояться. Только все улеглось, как ты этими своими действиями принялся напоминать людям что делал с трупами их родных и близких, – раздраженно воскликнул Лесепт.

- Под меня кто-то капает?

- Сегодня собирали совет по приказу Правителя.

- Правителя? - удивился я

- Его самого, они хотят из тебя сделать хулителя, – выдохнул он.

Развитие событий набирало неожиданно быстро обороты. А сделано было так мало. Я потер уставшие глаза.

- Они зачитывали списки сомневающихся. Прозвучало твое имя и все вспомнили недавние жалобы горожан на тебя. - Продолжил Лесепт

- Списки, сомневающихся? Еще одна новинка?. Что это за заседание такое было?

Мой друг замолчал, нахмурив брови.

-  Я же не один такой? Да? Есть те, кого они уже обвинили? Увели в подземелье? – Я почти ответил за него

Лесепт уставился в пол. На печурке в кастрюле забурлила вода. Никому до нее не было дела.

- Они приняли решение. – Это было больше утверждение, чем вопрос.

- Да нет, конечно. Мудрецы просто упомянули твое имя. И я решил тебе об этом рассказать.

- Спасибо

- Биприм, ты должен не медленно прекратить заниматься своей работой. Посиди дома. Вернись к Жетере. Месяц и о тебе опять забудут, – возразил ученый.

- Лесепт, они уже приняли решение, - повторил я – ты же понимаешь что мои занятия здесь не причем. Это был предлог. Те люди которых заточили, уверен из тех кто наиболее чаще посещал сам знаешь кого.

- Проклятие, – тихо промямлил он. Повисла тишина. Он шел подарить надежду, зная концовку этой истории – Я подумал, а вдруг. Мне жаль Биприм. Диквин был отличным ученым и мудрецом, но он был не с теми людьми.

- Помолчи. – Попросил я его, довольно вежливо. – Это всегда так происходит, кто-то выбирает сильную, безопасную сторону, ту которую выбирают обычно все, а кто-то слабую, потому что от нее не тошнит. Береги себя Лесепт. Из-за твоих мух ты можешь стать бесполезен городу, потому что большинству горожан твои насекомые до одного места, и человек занимающийся ими станет просто лишним ртом. Иди домой, мне надо подумать и тебе тоже.

Лесной отвар мы так и не выпил. Мой товарищ ушел, а я спустился в подвал.

- Ребята, какое-то время вам нужно побыть у себя дома, и не заходить ко мне, вообще - попросил я их. Ученики стояли обиженные, надутые, уверен, не пропустившие мимо своих ушей ни одного слова, нашего с Лесептом разговора. Они догадались, что произойдет завтра, и ушли.

Весь следующий день я мучился в ожиданиях, и только под вечер в дверь постучались. На пороге стояли стражи порядка и помощник Верховного. Город избавился от меня.